Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи - Страница 107

107

- Всякие бывают. Послужишь - увидишь.

Волошенко обнял атласный ствол молодой березки, приложился к нему щекой, нарочито запечалился:

- Все футбольные матчи команда «Трактор» проигрывала, когда я стоял вратарем. В лыжном походе лыжи ломались только у меня. На велогонках портилась обязательно моя машина. Неумелец я, одним словом, неудачник.

Говорил Волошенко серьезно, но глаза усмехались. Смолярчук отлично понимал его. Но Тюльпанов, еще не успевший разобраться в особенностях характера повара, не решился принимать его слова ни как горькую исповедь, ни как безобидное самоунижение.

Волошенко отстегнул от пояса пустую солдатскую флягу.

- Товарищ старшина, разрешите съездить к Медвежьему источнику за квасной водой.

- Поезжайте. Да побыстрее возвращайтесь.

- Слушаюсь. Вернусь быстро, - откликнулся Волошенко.

Через минуту он покатил по лесной дороге и скрылся. Смолярчук и Тюльпанов, улыбаясь, проводили взглядами «неумельца и неудачника». Закурив, Смолярчук сказал:

- Собаки, может быть, и знают, что он повар, а вот люди… Второй месяц кашеварит на заставе, а домой об этом ни слова, ни полслова не пишет.

- Соблюдает военную тайну? - не без ехидства спросил Тюльпанов.

- Стыдится. Как же, на заводе был токарем, а здесь повар!

- Неправильно это, - убежденно сказал Тюльпанов. - Меня, к примеру, хоть столбом поставь на границе - и то буду гордиться.

Смолярчук взглянул на молодого солдата:

- Ты, наверно, со временем будешь неплохим пограничником.

- Что это значит - со временем? - простодушно спросил Тюльпанов.

- Ну, скажем, через полгода. А может быть, и раньше, если не будешь жалеть сил на тренировку Витязя. - Старшина погладил овчарку, потрепал ее острое ухо. - Ум собаки - это труд человека.

Овчарка, повинуясь выработанному рефлексу, вскочила, подняла голову. Смолярчук привычным жестом уложил ее под кустом, сел рядом. Тюльпанов последовал его примеру. Пограничники расположились на зеленеющем косогоре с видом на солнечную Тиссу. Смолярчук достал платок, накрыл им влажное от пота лицо:

- Жарко, Витязь!

Овчарка бережно сняла фуражку с головы старшины, положила ее на землю.

- Спасибо, Витязь.

Тюльпанов был восхищен.

- Вы прямо-таки колдун, товарищ старшина!

- И ты будешь колдуном - наберись терпения.

Наклонившись к уху товарища, он что-то шепнул.

Тюльпанов, волнуясь, поднялся, робко скомандовал:

- Витязь, слушай!

Но Витязь даже головы не повернул к молодому пограничнику:

- Слушай! Слушай! - повторил Тюльпанов.

Витязь лежал с поникшими ушами, прижмурив глаза.

Смолярчук довольно ухмылялся.

- Да разве на такую команду откликнется уважающая себя собака? Нет в вашем голосе, товарищ Тюльпанов, ни власти, ни нежности, ни приказа, ни просьбы. Один пустой звук. Вот так надо командовать, смотрите!..

Лицо Смолярчука стало напряженным.

- Слушай! - сдержанно, вполголоса произнес он.

Витязь вскочил. Голова его с торчащими ушами настороженно поворачивалась во все стороны.

- Хорошо! - поощрил Смолярчук собаку. Повернувшись к Тюльпанову, добавил: - Вот так всегда и командуй. Витязь, отдыхай!

Собака опять легла, удобно устроив голову на вытянутых лапах, не сводя взгляда с инструктора. Смолярчук потрепал замшевые уши овчарки:

- У, зверь! Чего ты смотришь? Привораживаешь? Нет, брат, ничего не выйдет! Кончилась наша дружба. Понимаешь, кончилась.

- Товарищ старшина, жалко, наверно, расставаться? - спросил Тюльпанов.

- Конечно, жалко. Но хватит, отслужил свое. Скоро скажу: прощай, граница! - Смолярчук посмотрел на Тиссу, на весенние виноградники, на расцветающие сады.

Тюльпанов сочувственно молчал. Он уже догадывался, что происходило в душе Смолярчука.

- Товарищ старшина, нару… нарушитель, - вдруг зашептал Тюльпанов.

- Нарушитель? Где? - Смолярчук вскочил, оглядываясь по сторонам.

Встревожился и Витязь.

По тропинке, полого спускавшейся к берегу Тиссы, между двумя рядами цветущего терновника не спеша удалялась велосипедистка в летнем платье и жакете, с цветком в белокурых волосах.

Смолярчук посмотрел вслед девушке и улыбнулся. В его глазах была нескрываемая нежность.

- Ничего, ей можно нарушать погранзону. Это Алена Дударь. Аленушка. Вернулась из командировки. Две недели отсутствовала. Привыкай. Она три раза в день появляется на границе: контролирует уровень воды в Тиссе. Между прочим, хорошая дивчина. - Помолчав, стесняясь, добавил: - Вроде как бы моя симпатия.

- Невеста?

- Почему невеста? Разве я сказал?

- Про такое и говорить не надо: по глазам все видно. Что, разве не угадал?

- Угадал, брат, не буду отпираться. Я о ней сейчас день и ночь думаю, разные планы строю, как мы жить будем в Сибири, где она будет работать, где я.

- Одни строите или вам, товарищ старшина, и Аленушка помогает?

- Так она еще не в курсе дела.

Тюльпанов удивленно раскрыл глаза:

- Как это - не в курсе?

- Очень просто: она еще не знает о моих планах.

- Не знает, что вы на ней жениться хотите?

- Не говорил ей об этом.

Тюльпанов расхохотался.

Смолярчук не нахмурился обиженно, не бросил на товарища осуждающий взгляд: наоборот, поддержал его дружелюбной улыбкой, хотя причина смеха ему была непонятна. Уверенный в своей правоте, он не допускал мысли, что Тюльпанов смеялся над его словами, но на всякий случай спросил:

- Ты чего гогочешь?

- Так… - Тюльпанов сделал серьезное лицо. - Свою женитьбу вспомнил. Целый год, дурак, терзался: пойдет или не пойдет за меня Таня, стою я ее или не стою.

- Ну, вышла?

- А то как же! У нас с ней, товарищ старшина, такая любовь! Рассказать?

107