Олекса молча смотрел на позднего гостя.
- Что так смотришь? Не узнаешь?
И какой же у Грицая славный голос, как много он обещает! И какой он вообще весь замечательный, этот неприкаянный, без отца и матери, парнишка!
- Ты чего пришел? Что тебе надо? - спросил Сокач.
- Твою машину срочно, сверх всякого графика, заправили. В двадцать три ноль-ноль. Покурим, а?
Сокач достал пачку сигарет «Верховина», бросил ее на подоконник.
Грицай аккуратно размял сигарету, зажег спичку, закурил. Олекса терпеливо ждал.
- Заправили, говорю, твою машину, - повторил рассыльный. - Так что готовиться надо в поездку.
- Когда ехать? - Олекса притворно зевнул.
- На семь тридцать приказано вызвать.
- Куда поедем?
- На «Северный полюс».
- Что же, на полюс так на полюс. Зайди на Железнодорожную, к практиканту Лысаку, предупреди, что завтра поездка. - Он еще раз и, конечно же, опять притворно зевнул. В душе Олекса ликовал. Ему хотелось схватить парня за руки, втянуть в окно и отгрохать с ним посреди ночи гопака.
Грицай сказал, что начальник депо уже приказал предупредить практиканта, и ушел, шаркая своими парусиновыми туфлями.
Если бы не позднее время, если бы Терезия жила не на самой границе, а где-нибудь в городе, Олекса сейчас бы помчался к ней и сказал, что завтра… «А не напутал ли чего Грицай? - вдруг подумал он. - Не розыгрыш ли это? О, если так!..»
Олекса оделся и, сказав матери, что скоро вернется, выскочил на улицу. В конце ее светились большие, во всю стену, окна дежурной аптеки. Отсюда можно соединиться по телефону с паровозным депо. Дежурный слово в слово подтвердил все, что сказал рассыльный. Завтра!.. В семь тридцать… Да, теперь не может быть никаких сомнений. Олекса повесил трубку, выскочил из аптеки и остановился. Что же теперь делать? Куда идти? С кем поделиться радостью?
На башне городского совета тускло мерцали бронзовые стрелки, почти накрывающие одна другую. Небо повсюду густо усеяно звездами. Только на севере оно закрыто не то облаками, не то горами, похожими на облака.
Московская улица, в четыре ряда обсаженная цветущими каштанами, была пустынна. Город уже спал, убаюканный тишиной, какая только бывает у южного подножия Карпат весной, среди цветущих виноградников и садов.
В полнакала тлели матовые дежурные шары. Скупо блестела ночная роса на свежеокрашенных бульварных скамейках. Чернела сырая земля на цветнике вокруг братской могилы; в слабом электрическом свете искрился гранит на обелиске.
Олекса дошел до конца Московской, до моста, и остановился. Черная громадная тень старинного, крепостного вида здания лежала на выложенной каменными плитами набережной. Сухие, выцветшие камни отдавали накопленное за день тепло. Внизу, за железными перилами набережной, шумела быстрая, прохладная Каменица. Огненные водоросли трепетали на поверхности воды - отражение звездного неба. Прибрежные ивы полоскали в горной снеговой воде свои молодые ветви.
Сокач спустился к реке, подошел к первой иве, сломал небольшую веточку и бросил в Каменицу. Стремительные белогривые струи подхватили добычу и, то скрывая ее в пучине, то выбрасывая на поверхность, понесли вниз, к Тиссе, к Дунаю.
Олекса проводил, далекую странницу веселым свистом. Счастливый путь! Что же еще сделать, куда пойти? Терезия… Если б она была рядом!
Проходя мимо ресторана с красным огненным раком, распростертым по стеклу витрины, Олекса увидел Андрея Лысака и цыгана-скрипача Шандора. Они стояли на тротуаре, махали руками перед машинами, проезжающими по улице, пьяно горланили:
- Такси!.. Такси!..
Олекса с опаской, стороной обошел гуляк. Отойдя на значительное расстояние, оглянулся. Скрипач Шандор и Андрей Лысак, не дождавшись такси, пошли пешком, шумно переговариваясь. Они удалялись в сторону Цыганской слободки. За ними, в тени деревьев, следовал какой-то человек, очень похожий на Василия Гойду. Олекса внимательно пригляделся. Да, это он, Гойда. Вспомнив разговор с Гойдой, он понял, почему его друг сейчас заинтересовался пьяным Андреем Лысаком. Вернувшись домой, Олекса разделся и лег спать.
Часы На башне пробили один раз, потом два, а сон не шел к Олексе. Какой там сон! Глаза так живо, так отчетливо видели «Галочку» на фоне предрассветного неба. Вороненый котел. Алые колеса. Белые бандажи. Прекрасная, видимая всему миру, неслась «Галочка» по Верховине. И кто же управлял такой машиной? Слушайте! Слушайте!.. Олекса Сокач! Самый молодой машинист в Закарпатье. Эй, бородачи, первоклассные механики, посторонитесь, дайте дорогу!
Так, в мечтах о завтрашнем дне, и заснул Олекса. Собственно, это был не сон, а сплошное мученье. Едва заснув, он просыпался. Всю ночь ему виделось одно и то же: то его без всякого объяснения лишали прав управления паровозом, то он не мог сдвинуть паровоз с места, забыв от волнения, где находится реверс и регулятор, то поезд, потеряв управление, летел под уклон и, сорвавшись с железнодорожного пути, падал в мутную весеннюю Тиссу. Андрей Лысак стоял на крутом берегу, подбоченясь, и хохотал.
Ни одного хорошего сна в такую ночь! Удивительно. И обидно.
Рассвет был дождливый и туманный.
Олекса потихоньку, чтобы не разбудить мать, надел свою заношенную до глянца, одубевшую спецовку и, не моясь под краном, кое-как расчесав волосы, выскочил на мокрую, придавленную туманом улицу.
В тот день когда Олекса Сокач готовился к поездке на «полюс», произошли важные события, о которых я должен рассказать тебе, читатель, раньше, чем ты последуешь за Сокачем и Лысаком в Карпаты.
Утром Зубавину стало известно, что ночью в Цыганской слободке, в доме ресторанного музыканта Шандора, появился Андрей Лысак. Пропьянствовав с цыганами до рассвета, он покинул слободку и направился в Явор, на Железнодорожную улицу, в дом своей матери.