- Сам виноват, браток, что я твои секреты разгадал: они сверкают в каждой твоей пуговице. Завидую: лет на пять моложе меня, а уже имеешь такую специальность!
- Тебе ли завидовать! - Железнодорожник посмотрел на ордена и медали демобилизованного старшины.
- «Не гляди, что на груди, а гляди, что впереди», - предупреждал Вася Теркин. Впереди у меня - увесистый ключ, зубило, домкрат и третий разряд паровозного слесаря или кочегара. Учеником твоим, может быть, буду.
- Что, кончил службу?
- Угу. Здесь, в Яворе, собираюсь заякориться. Можно? Разрешаешь?
- Можно, - засмеялся паровозник. - Разрешаю.
Кларк решил, что дальше сближаться можно уже смелее.
- Как тебя мама называет, механик?
Железнодорожник, еще смеясь, ответил:
- Василем.
- А люди? Товарищ…
- Гойда, - подсказал Василь.
Кларк смерил юношу с ног до головы оценивающим взглядом:
- Все тебе, брат, к лицу: фамилия, имя, профессия. А у меня подкузьмила и фамилия и имя. Иван! Белограй!
Заметив пограничный наряд, вошедший в ресторан, Кларк осторожно скомкал так удачно налаженный разговор с Василем Гойдой и опять повернулся к уже успевшему заскучать старшине-артиллеристу:
- Выпьем, дружба, еще по стакашке за твою Клаву!
Выпивая и продолжая с артиллеристом разговор, Кларк ни разу не посмотрел в сторону пограничников, проверяющих у пассажиров-военнослужащих документы.
К столу подошел пограничный наряд - молодой лейтенант и два солдата с автоматами. Офицер попросил предъявить документы. Кларк допил пиво, вытер губы ладонью и не спеша полез в карман. Пока он, позванивая орденами и медалями, доставал толстый бумажник, старшина-артиллерист успел протянуть лейтенанту маленькую книжечку в коричневой обложке и аккуратно сложенную вчетверо бумагу - отпускной билет. Офицер внимательно просматривал документы.
Кларк тем временем вытащил кожаный, видавший виды бумажник, положил его на край стола и раскрыл так небрежно, что все его содержимое посыпалось на пол. Чего только не хранил в своей необъятной утробе этот солдатский бумажник: вырезки из газет времен Отечественной войны, выписки из приказов главнокомандующего об объявлении благодарности за отличия, письма, какие-то справки, почтовые квитанции, гребенку с зеркальцем, деньги, орденскую книжку, фотографию красивой девушки в украинском костюме, с лентами в толстых русых косах. Подбирая с пола содержимое бумажника, Кларк улыбался:
- Извиняюсь, товарищи! Это я на радостях все свое барахлишко вывернул… Один момент!
- Почему без погон? - строго спросил пограничник. - Прошу предъявить документы.
- Документы? Пожалуйста!
Кларк нагнулся, взял с пола пачку бумаг, протянул лейтенанту:
- Читайте, там сказано, почему старшина Иван Белограй без погон. Отвоевался! Отслужил честно и благородно, дай бог всякому.
- Когда вы получили пропуск в пограничную зону? - спросил лейтенант.
- Когда?… Так там же все ясно, по-русски написано. Читайте! Пятого марта сего года.
- Кончается срок действия вашего пропуска. У вас в запасе всего одна неделя.
- Не беспокойтесь, товарищ лейтенант! Продлим, если… если нам не дадут поворот от ворот.
Пограничник положил на край стола бумаги:
- Каким поездом приехали?
- Да этим самым, московским.
- Билет сохранился?
- Билет? Можно и билет. Вот. - Кларк вытряхнул из платка кусочек картона. - Москва - Явор. Годность - трое суток. Стоимость…
- Советую, товарищ, пойти в гостиницу и лечь спать, - сказал на прощанье лейтенант охмелевшему, не в меру разговорчивому демобилизованному старшине.
- Гостиница… А где она?
- Здесь, на вокзале. На третьем этаже.
Лейтенант откозырял и удалился.
Всякий человек, вольно или невольно наблюдавший за Белограем и Воловиком, не мог не подумать, что они вместе ехали в поезде, подружились в дороге и вот теперь ужинают перед разлукой. Именно на это и рассчитывал Кларк.
Диктор объявил по радио, что через полчаса начнется посадка на поезда, следующие в Будапешт и Вену, в Братиславу и Прагу. Старшина-артиллерист с грустью посмотрел на часы, вздохнул:
- Жалко.
- Чего тебе жалко? - спросил Кларк, не подозревая о том, какой опасный последует ответ, во многом решивший его судьбу.
- Только познакомились, а уже надо разлучаться. Вот и жалко. Удивляюсь, Иван: всего один час знаю тебя, а нравишься так - вроде мы с тобой всю жизнь дружили. Чем приворожил?
- Э, есть такое заветное средство. Только не скажу какое. И не выпытывай. Давай лучше выпьем. Последнюю!
Кларк налил в кружку пива, разбавил его слегка водкой, чокнулся со старшиной. Проделывая все это, он незаметно косил глазами в сторону сидящего за соседним столиком железнодорожника - слышал ли тот неуместное признание старшины, не вызвало ли оно у него настороженности.
Молодой машинист беспечно пил пиво, дымил сигаретой. «Ничего не слышал», - успокоил себя Кларк.
Диктор напомнил о том, что скоро начнется посадка на поезда, следующие за границу, и сообщил о прибытии пригородного поезда Мукачево - Явор - Ужгород.
Старшина-артиллерист неохотно поднялся из-за стола:
- Ну, Иван, раскошеливайся… расплачивайся, одним словом, а я пойду. Пора.
- Постой, так ты, брат, не уйдешь! - Кларк грубовато притянул к себе Воловика, потрепал его за волосы, потом поцеловал в щеку. - Будь здоров, Грицько!
Проводив очарованного старшину к двери досмотрового зала, он поспешил вернуться в ресторан, но Василя Гойды там уже не было. Не нашел Кларк так нужного ему машиниста и в зале ожидания, и в парикмахерской, и на почте, и в камере хранения. «Уехал пригородным в Мукачево», - сообразил Кларк. Он с досадой пожевал губами и направился на третий этаж, в вокзальную гостиницу. Час назад он не думал, что там придется ночевать. Рассчитывал на домашнюю постель нового друга, на его хлеб и соль. «Ничего, голубчик, и до тебя доберусь! Ты мне нужен, очень нужен».