- Кто там? - послышался, наконец, вкрадчивый голос.
Он донесся не со стороны окна, а со двора.
Крыж обернулся. На черном фоне вечернего, с редкими звездами неба, поверх глухого зубчатого забора он увидел чью-то черную квадратную голову. Приглядевшись, узнал Марию, компаньонку и прислужницу Марты Стефановны, монашенку в недавнем прошлом: ее белое-белое, меловое лицо, ее темный полушалок, особым, монашеским образом наброшенный на голову. Она стояла по ту сторону забора на каком-то возвышении и пытливо рассматривала позднего гостя.
- Открывай, святая Мария, это я, - произнес вполголоса Крыж.
- Кто это?
- Тот, кто любит тебя.
- А, это вы? - Мария бесшумно пропала за забором.
Через мгновение калитка распахнулась, и на улицу выскочила легкая и черная, как тень, Мария.
- Добрый вечер, пан Любомир! Вы сегодня к той, кого любите, или к той, кого уважаете? - насмешливо спросила она.
- К обеим сразу. Дома Марта?
- Дома. Проходите.
- Одна или с заказчицами?
- Мы заказчиц только днем принимаем, а вечером больше заказчики к нам наведываются. - Мария засмеялась и убежала в темноту.
«Предупредить хозяйку!» - догадался Крыж. По знакомой тропке, выложенной ребристым кирпичом, он прошел двор, поднялся на деревянное с резными кружевами крылечко. Жмурясь от яркого света, Крыж открыл дверь в прихожую и лицом к лицу столкнулся с Мартой Стефановной.
Это была очень приметная женщина: крупная, дородная, смуглолицая, с огромными цыганскими глазами. На ее иссиня-черноволосой голове возвышалось разноцветное сооружение из длинного куска шерстяной материи, именуемое здесь, в Закарпатье, тюрбаном. Рот ее был обильно накрашен. Червонные серьги с черными подвесками раскачивались в ушах. Пальцы на руках унизаны кольцами. Указательный и большой на правой руке были желтыми - признак любви к сигаретам. Яркое платье - крупные вишни на синем поле, - красные туфельки и прозрачные чулки с черной пяткой довершали ее наряд.
- Добрый вечер, Марта! - Крыж аккуратно поставил чемоданчик в угол прихожей, размеренным шагом подошел к хозяйке и, неторопливо нагнув голову, приложился холодными губами к тыльной стороне ее ладони.
- А, Любомир! - густым, почти мужским басом протянула хозяйка, не заметив холодной сдержанности гостя. Красный рот ее растянулся до ушей, выщипанные брови поползли на лоб, а тяжелые серьги с подвесками радужно засверкали и закачались, как маятники. - Мария, где наше старое вино? Доставай, живо! И ужин готовь.
Через полчаса Крыж, тщательно прикрыв грудь большой накрахмаленной салфеткой, сидел за столом напротив Марты Стефановны и с богатырским аппетитом уничтожал домашнюю колбасу, наперченное венгерское сало, ярославский сыр, яичницу, пил лучшее закарпатское вино и непринужденно беседовал с раскрасневшейся хозяйкой. На правах старого привилегированного друга, перед которым всегда, в любое время дня и ночи, двери ее дома оставались открытыми, он позволял себе время от времени прикладываться к руке Марты Стефановны, после чего спокойно продолжал ужинать.
Время приближалось к полуночи. Мария убрала со стола посуду и молча отправилась спать в свой дальний угол.
Покончив с едой, Крыж сосредоточил все внимание на вине: беспрестанно подливал в свой бокал и в бокал Марты Стефановны. Она не отказывалась, пила наравне с ним. Подготовив ее таким образом, Крыж решил приступить к делу.
- Марта, у меня есть для тебя большой-пребольшой сюрприз, - объявил он.
- Вот как! - удивилась хозяйка: ее друг никогда до сих пор не припасал для нее никакого сюрприза, ни большого, ни маленького. - Интересно, какой же?
Чуть покачиваясь, Крыж отправился в прихожую. Вернулся с чемоданчиком. Положив его на край стола, похлопал ладонью по крышке:
- Сколько дашь, Марта, за содержимое этого ящика?
- А что там? Книги?
- Нет. Три тысячи дашь? Ну, не глядя?
Марта Стефановна взъерошила волосы на голове своего ночного гостя, похлопала его по разгоряченной вином румяной щеке:
- Зачем тебе тысячи, Любомир? Детей у тебя нет, жены не имеешь, подруга тебе гроша медного не стоит. Складываешь деньги в чулок, да?
- Марта, последний раз спрашиваю: дашь три тысячи? Давай, пока не поздно. Когда открою чемодан, больше потребую.
- Да что там такое? - Марта Стефановна, наконец, серьезно, встревоженно посмотрела на фибровый чемодан. Любопытство ее разгорелось до предела.
- Ну, не глядя, по рукам? Или открывать?
- Не глядя! - объявила Марта Стефановна.
Она любила рисковать. Да и как не рискнуть, как не поставить три тысячи на Любомира Крыжа, на милого ее сердцу человека? Вот бы за кого ей выйти замуж! Дюжины три женихов протоптали к ее дому дорожку - всем отказала. А Любомира сама зазывала, сама в жены ему набивалась - не берет, гордыня. Пробовала хитрить; не хочешь, мол, жениться, так и не ходи, не мути душу. Не испугался, перестал ходить. Большого труда стоило вернуть его назад! Вернулся, но стал бывать на. Железнодорожной все реже и реже. Но зато каким он был желанным, дорогим гостем, когда появлялся.
Марта Стефановна выдвинула ящик комола, достала три денежные пачки, лежавшие под постельным бельем, бросила их на стол. Крыж аккуратно, обрез к обрезу, сложил тридцать сотенных бумажек и спрятал в карман пиджака.
- Да открывай же свой проклятый чемодан, не томи! - потребовала Марта Стефановна.
Маленьким ключиком, который висел у Крыжа на длинной цепочке, он не спеша отпер чемоданные замки. Взявшись за крышку, посмотрел на свою подругу:
- Марта, не боишься ослепнуть? Закрой глаза.
- Да ну же!..
Марта Стефановна с силой отбросила крышку чемодана и увидела новенькие, рассыпанные, как игральные карты, красивые бумажки с темносерым литографированным изображением пожилого, со старомодной прической и баками мужчины. Это были деньги. И не какие-нибудь, а те самые, которые Марта Стефановна считала настоящими, те самые, которых жаждала. Это были доллары. Они лежали в чемодане поверх плотно уложенных книг, сплошь покрывая их, так что денег казалось много, много, полон чемодан.